Сказка.

Жил-был на свете лесник Егор. Верой и правдой служил он богатому барину, сторожил несметные лесные богатства. Жил Егор с семьёй в просторной светлой избе посреди дремучего леса. Высокий частокол огораживал человеческое жильё, храня людей и скотину от шальных диких зверей. Лишь узкая дорога, петляющая среди высоких деревьев, соединяла уединённый дом лесника с людским миром. Зимой дорогу часто заметала вьюга, и не всегда санная повозка могла пробиться к деревне. Тогда дружная семья лесника оставалась одна одинёшенька посреди бескрайнего замерзшего леса. Но никто не скучал и не тужил. Домашних хлопот невпроворот. Так день и пролетает незаметно. Кто трудится, тот не ведает скуки. Скотину надо кормить, пряжу прясть, льняную ткань ткать, да рубашки шить, корову доить, да на охоту ходить, да за водой, да смотреть, чтоб крестьяне не баловали, лес без толку не валили. Встал на снегоступы и пошёл вдоль пригорка. Что тебе снег по пояс - баловство и только.
Росли у Егора трое ребятишек. Старшего сына звали Иваном, и было ему от роду пятнадцать лет. Знатный рос помощник, отцу подмена. Дочку назвали Алёнушкой. Работящая и справная, матери помощница. Ловко управляется по хозяйству. А коли сядут прясть вместе с матушкой, так песни распевают, аж за душу берёт. А младший сын - Петя - в те времена ещё пешком под стол ходил. Дети жили дружно. Старший никогда не обижал младшего. Смотрел на них Егор и не мог налюбоваться.
Но вот однажды приехал к леснику приказчик и изъявил барскую волю:
- Даю тебе два дня, чтобы доставить к барскому столу бочку липового мёду, да три ведра лесных ягод для пирогов. Гости знатные приезжают.
Сказал это приказчик, не слезая с лошади, и тут же уехал.
Посидел Егор на завалинке, покручинился, поглядел по сторонам, пригладил бородку, да делать нечего, барскую волю надлежит исполнить в срок.
- Вот что я решил, - молвил он жене и детям. - Завтра утром вы пойдёте на Сенькин лужок собирать землянику. Без меня.
- А ты?
- А я нынче же поеду за свежим мёдом к Волчьему перелеску. Путь не близкий. Но дикий мёд нынче добыть можно только там. Прошлогодние запасы совсем засахарились. Разгневается барин, если я ему прошлогодний мёд пошлю.
- Да куда ж ты на ночь глядя? - всплеснула руками жена. - Кругом нечисть шастает. Пропадёшь ночью в лесу.
- Коль с дороги не сверну - не пропаду. Я в этом лесу родился. Он мне дом родной. К утру доеду до перелеска. Справлю шалаш. День буду мёд качать, а после вернусь.
Но жена не унимается. Негоже ночью ехать. Пропадёшь и всё. Егор только рукой машет, да лошадь запрягает. Вот положил он в телегу бочонок, припасы, да инструмент кое-какой, открыл ворота, взял лошадь под уздцы, вывел на дорогу, устроился поудобнее в телеге и пустился в путь-дорогу, привычно взяв вожжи в руки.
А дети лишь рукой на прощанье машут...
Между тем день сменила ночь. Среди россыпи звёзд, словно верный слуга Солнца, светит бледная Луна. А Егор всё едет и едет по ночному лесу, то и дело понукая оробевшую лошадь, да смолит козью ножку чтоб не уснуть невзначай. Временами животный страх сковывает душу. Всё потому что где-то рядом голодный волчище завоет, после филин загугукает. Хоть и не робкого десятка уродился лесник Егор, а все-таки побаивался. Не страшила его встреча с волком или медведем. На то топор, да вилы есть. Да и не станет волк нападать на человека летом. Другой пищи предостаточно в лесу. Боялся Егор встречи с потусторонним миром...
...Ближе к опушке, подле лесной речки, вытекающей из заросшего кувшинкой Куприянова озера, стояла заброшенная водяная мельница. Давным-давно построил её на том месте Фрол Безбожник. Безбожником его прозвали за то, что он с малолетства не ходил в церковь, хоть и был крещён родителями. Крест носил на груди, а молиться отказывался. На какие только хитрости не пускался местный батюшка, однако так и не смог убедить "раба божьего Фрола" образумиться. Фрол же слыл мужиком хитрым и расчётливым, но справедливым. Трудился мужик с утра до ночи, спины не разгибая, часто не доедал, не пьянствовал и спустя годы сколотил себе приличный капиталец. Хозяйство одно из первых в округе. Зажиточный. Оброк платит, словно целая деревня. Затем перестал он сам гнуть спину, а с согласия барина начал нанимать на работу голытьбу. Живи и радуйся. Ан нет. Тяготила Фрола крепостная удавка. Вот и подумывал мужик о выкупе и, конечно, денежки в чугунок откладывал. Но дед нынешнего барина сообразил, какой завидный денежный мешок от него решил уйти, и в выкупе категорически отказал. Долго горевал Фрол, аж почернел лицом, думали, запьёт мужик с горя. Но нет, не таким был наш Фрол, не привык он пасовать перед трудностями. Надел как-то он свою самую лучшую цветастую косоворотку, начистил сапоги до блеска и поехал к барину на поклон. Пришел и говорит: "Коль не хочешь отпускать на волю, барин, дозволь в таком случае, на лесной речушке мельницу поставить". Подумал барин и смекнул, что дело прибыльное. Не надо будет платить соседу за помол. У соседа мельница старая, на ладан дышит, не ровен час сама развалится. А там глядишь, в скором времени, и прочие соседи станут привозить к нам свою пшеницу да рожь на помол. Прибыль гарантирована. Разрешил барин Фролу новую мельницу справить, да ещё нет-нет да поторапливал мужика, предвкушая дополнительный доход от урожая нового года.
Построил Фрол громадную мельницу, перекинул мост через реку и даже проложил короткую дорогу до дома лесничего. Приезжали люди, смотрели и дивились. Как сумел мужик так быстро завершить строительство? Тогда и пошел слух, будто нечистая сила помогла Безбожнику выстроить мельницу. В церковь он не ходит, на Бога не надеется. Кто ему помог? Бес - больше некому. Побаиваться стали соседи Фрола, да деваться некуда, зерно на помол всё равно к нему везли. А Фрол вполуха слушал сплетни о себе, да только посмеивался и денежки пересчитывал.
Так минуло семь или восемь лет. Фрол исправно платил барину оброк чистым рублём, но и про себя не забывал.
Но однажды нежданно-негаданно пришла беда.
Поздно, под вечер, когда кроваво-красное солнце уже почти скрылось за горизонтом, в деревню со страшным скрипом ворвались четыре телеги, груженные мешками с мукой, и стали давить всех подряд. А народ как раз был на гулянье по случаю окончания жатвы. Вот переполох-то поднялся! Ведь телеги были запряжены гнедыми лошадьми, все как на подбор. Лошади дико зыркали глазами и неистово ржали, беспорядочно колеся по потревоженной деревне. Только нечистая сила мог так напугать бедное животное. Затоптав двух гусей и старого бездомного пса, повалив несколько ветхих заборов, взбудоражив всю округу и загнав хмельного приказчика по горло в реку, лошади, наконец, угомонились, встали на пологом берегу и принялись жадно пить свежую проточную водицу. Но к себе никого не подпускали, громко и враждебно фыркали, в поисках неведомой опасности беспокойно озирались по сторонам, ловя ноздрями воздух.
Даже барин прибежал в длиннополом домашнем халате и, нацепив на переносицу пенсне, стал руководить дознанием, расспрашивая оторопевших мужиков. Лакей с потухшим подсвечником в руке и с душегрейкой через плечо тщетно пытался уговорить барина одеться потеплее и поприличнее. А местный батюшка одиноко стоял подле церковного забора, беспрестанно крестясь, торопливо шептал молитву и с опаской поглядывал в сторону дремучего леса. И не зря. Народ быстро сообразил, откуда приехали взбесившиеся телеги. А лошадей, несомненно, подгоняла нечистая сила. Пока мужики и барин спорили, решая идти им в лес на ночь глядя или дождаться утра, со стороны тёмного леса, будто недоброе знамение, раздался истошный женский крик. И тут же ещё не затихший крик перебил дикий безумный смех. Женщина отчаянно кричала, словно её живьём резали на части, а смех неведомого безумца вторил её в ответ. У людей кровь стыла в жилах от чудовищного предположения. Кто-то живьём режет свою жертву, да ещё хохочет при этом, явно наслаждаясь душегубством.
Схватив вилы и топоры, соорудив на скорую руку факела, мужчины под предводительством вооруженного охотничьим ружьём барина ринулись в лес. Мельница встретила их зловещим безмолвием. Темень хоть глаз выколи. Мрачный силуэт мельницы с огромным водяным колесом, амбар и прочие надворные постройки. А вот и дом, можно даже сказать высокий резной терем Фрола Безбожника. Кругом ни души, тревожная тишина, да темень, ни огонька, ни звука, будто все вымерли. Даже собака не лает. Вошли сельчане дружною гурьбой во двор и застыли, будто вкопанные, тревожно озираясь по сторонам. Зыбкие языки пламени на факелах едва-едва выхватывают из ночного мрака контуры строений. Пустая телега стоит подле сарая. Посовещавшись, мужики решили осмотреть дом. Самые смелые, светя факелами, приблизились к крыльцу...
И тут со страшным стуком распахнулись ставни. Из окна вылетел здоровенный петух и, приземлившись на телегу, стал неистово кукарекать и хлопать крыльями. Народ застыл на месте. Страх сковал ноги. И опять на весь лес раздался леденящий душу дикий смех. Самые робкие мужички мелкими перебежками начали покидать опасное место.
Потом с противным скрипом отворилась дверь, и на крыльцо вышел мальчик. Лицо отрока перекошено от бессердечной злобы, глаза горят в темноте, как у кошки, волосы взъерошены, а рубаха и портки пропитаны алой кровью.
Несмотря на страх, сковавший сельчан, мужики смогли опознать отрока. Младший сын Фрола. А где старший сын и его невестка, где сам Фрол? Жена мельника умерла лет десять назад, едва успев родить второго ребёнка. С тех пор Фрол так больше и не женился. Не нашлось в округе женщины, способной войти в дом Безбожника, невзирая на людскую молву.
Никто не решился подойти к окровавленному отроку с дико горящими глазами. Тогда мальчик сам сделал шаг вперед. Люди в панике попятились назад, а лакей дико заголосил, призывая господа Бога заступиться, а барина вернуться домой под шёлковые своды. Вновь раздался дикий хохот. Это нечеловеческим голосом смеялся мальчик. Потом он спрыгнул с крыльца и кинулся наземь, корчась, будто в припадке. Он ещё долго хохотал, катаясь по вытоптанной земле. Люди, застыв на месте, словно каменные изваяния, покорно смотрели на бесовское буйство. Наконец мальчик затих, потом из последних сил приподнял голову и жалостливо взглянул на окружающих. "Помогите", - прохрипел он уже своим детским голосом. И сей же час умер.
С тех пор люди забыли дорогу к новой мельнице. Никто не знал, что за страшная участь постигла Фрола и его семью? Считалось, что к этому делу приложила руку нечистая сила. Мальчика похоронили тут же, за домом. Но креста на могилу не поставили, хотя батюшка под нешуточным натиском мужиков добросовестно отпел усопшего. Прочих обитателей мельницы не нашли. А ведь вся деревня отчетливо слышала душераздирающий крик предположительно невестки Фрола.
...Дом Безбожника давно опустел. Доски почернели от старости и непогоды. Мельница уже успела покоситься, ведь прошло столько лет, да глядела на путника, проезжающего мимо, мрачными пустыми глазницами окон. Рассказ о Фроле и его сгинувшей семье стал легендой. Но всякий раз, проезжая мимо мельницы, лесник Егор отворачивался от жуткого строения, боясь увидеть то, что в роковую ночь так сильно напугало людей.
Вот и сегодня, подъехав к мосту, лесник несколько раз привычно перекрестился и только потом отважился продолжить путь. Вот она, проклятая мельница, страшное полуразвалившееся сооружение медленно выплывало из темноты. Егор почувствовал, как мурашки предательски пробежали по спине. Одно дело ехать здесь днём при свете солнца, другое дело ночью, когда силы зла уже вовсю хозяйничают по округе. Егор начал понукать лошадь, но та почему-то не слушалась. И тогда лесник заметил странный полупрозрачный силуэт, стоящий подле покосившихся ворот. Силуэт высокого человека. Человек внимательно наблюдал за лесником.
Силы небесные!
Егор что есть мочи закричал от страха и от отчаянья. Он не мог узнать человека, которого никогда не видел прежде. Но Егор прекрасно понял, с кем повстречался на лесной дороге. Лесник неистово хлестал лошадь и дико орал, заглушая все прочие ночные звуки. Но лошадь не слушалась хозяина. Она словно предатель остановилась как раз напротив ворот. Крик Егора уже перешел на сип. Мужик отчаянно лупили лошадь, но та равнодушно стояла посреди дороги, совершенно не обращая внимания на боль.
- Егор, подожди, - силуэт кинулся к телеге. Высокий бородач в цветастой косоворотке уверенно взял под уздцы лошадь. - Не хлещи лошадь. Ей же больно.
Егор уже не мог не только кричать, но и сипеть. Он сжался в комок от страха, закрыл глаза и приготовился к смерти.
- Ты меня не бойся, - ласково продолжил бородач. - Я тебя не обижу. Фролом кличут меня. Пойдём в дом. Погуторить надобно...
- Нет! - собравшись с духом, вновь заголосил Егор. - Нет! Отпусти меня Христа ради!
Но Фрол Безбожник взял лесника за руку и словно дитя малое повёл за собой. От прикосновения холодной длани Егор едва не лишился чувств, но сопротивляться или кричать уже не смел. Он покорно побрёл вслед за хозяином мельницы.
- Беда у нас приключилась, - Фрол затащил Егора на скрипучее крыльцо.
Мельник толкнул ногой дверь, ведущую в сени, и сразу яркий свет ослепил лесника. Коромысло почему-то валялось прямо на половице. А Фрол преспокойно переступил через коромысло, брошенные здесь же пустые вёдра, отворил следующую дверь и, пропустив гостя вперёд, вошёл в просторную светёлку, привычно наклонив голову и перешагнув через высокий порог.
В углу, подле двери возвышалась громадная русская печь, длинная цветастая занавесь открыта, кухонная утварь как на ладони. В красном углу, напротив двери, нет иконостаса. Посреди светёлки важно стоит массивный дубовый стол, устланный скатертью самотканой с вышивкой, да заставленный праздничной утварью. Две длинные резные скамьи покрыты плотной тканью. Свечи в подсвечниках горят. Вот диво-то! Свечи в холопской избе! Впрочем, Фрол был богат. Богаче его только барин...
Посреди стола лицом вниз лежал молодой мужик, одетый в ладную вышитую косоворотку, еще, наверное, безбородый, но дородный. Нож торчал из спины старшего сына мельника. Кровавое пятно обрамляло рану. Сам Фрол лежал на полу посреди светёлки. Изрубленное топором тело несчастного Безбожника сильно кровоточило, а огромная лужа крови залила половицы. Фрол отчаянно махал уцелевшей рукой, шевелил опухшими губами, но говорить уже не мог, только хрипел и плевался кровью. А в женском углу за печкой, младший сын мельника методично рубил топором жену старшего брата, всякий раз с завидной сноровкой замахиваясь топором. Тук-тук-тук. Беременная женщина истошно кричала от нестерпимой боли, а отрок лишь дико хохотал нечеловеческим голосом, нанося всё новые и новые удары топором. Наконец женщина замолчала, уставившись в потолок остекленевшими глазами. Рот приоткрыт, левая нога отрублена чуть выше колена и валяется подле лавки. Стены и печь обильно забрызганы кровью.
Егор вновь закричал, увидев нечеловеческую гримасу на лице отрока, и невольно зажмурился. Глухой удар - это окровавленный топор вонзился остриём в деревянный пол...
- За что?
- Бес в него вселился, - слышит лесник спокойный голос мельника. - Я виноват во всём. Я...
Чудовищным волевым усилием, Егор заставил себя открыть глаза. И вновь вскрикнул, на этот раз от невероятного удивления. В светёлке хозяйничает полумрак. Стола нет. Посреди комнаты стоят три гроба, оббитые красной материей. Фрол и его сын с невесткой покоятся в тех гробах. У печи теплится одна единственная свеча. Жёлтый огонёк дрожит несмело, грозя вот-вот погаснуть и отбрасывая на стены тусклый мерцающий свет. Длинные пологие тени, оставленные гробами, протянулись сквозь всю избу.
- Егор, - просит Фрол. - Негоже оставлять нас без покаяния, отпеть бы надо. Не принимают нас там... помоги.
- Как... как же... да я ведь... я не могу, - лесник пятится к двери, но упирается спиной во что-то ледяное и плотное.
- Уговори батюшку отпеть нас, - просит Фрол. - А я помогу тебе. Исполню барскую волю. Уговори батюшку.
- Да как же я его уговорю, мил человек, - дрожащим голосом сипит Егор. - Его сюда волоком не затащишь. Никто сюда не пойдёт...
Фрол усмехнулся и легонько подтолкнул гостя, ледяными руками.
- Подойди к печи. Видишь, в печи малюсенький горшочек стоит.
- Нет, - Егор ни жив ни мёртв. - Отпусти меня Христа ради, умоляю.
- Ты поможешь мне, а я помогу тебе, - вновь ласково повторил Безбожник.
- Да как же я уговорю батюшку?
- Наклонись и возьми горшочек, - упорствует мельник.
Пришлось выполнить наставление. Достал Егор заветный потемневший горшочек. Глянь, а в горшке-то червонцы лежат. Много...
- Отдашь деньги батюшке. Мне они теперь ни к чему, - устало вздохнул Фрол. - Но не вздумай взять хотя бы один червонец. Деньги не для тебя. А теперь ступай и приведи батюшку. Выполнишь поручение - отблагодарю. Не выполнишь - пеняй на себя.
Сказал это Фрол Безбожник и растворился в воздухе, словно его и не было. Исчезли и гробы. Лишь старое, потемневшее от времени и сырости помещение окружало ошеломлённого лесника. Закричав пуще прежнего от ужаса, пленившего душу, Егор что есть мочи кинулся к двери, стараясь в кромешной темноте найти дорогу к выходу...
Долго он хлестал лошадь и мчался по лесной дороге, не разбирая где ухаб, где канава. Крестился беспрестанно и горланил на весь лес молитву о заступничестве. Второй рукой держал вожжи. Наконец проклятая мельница скрылась из виду, а впереди, сразу у опушки замаячили деревенские постройки. Народ спокойно спит и не ведает о разгуле нечистой силы.
Лошадь сама стала у околицы. Дрожит, бедная всем телом, громко фыркает. Не мудрено столько им с Егором выпало пережить нынешней ночью. Страшный сон. Упаси Боже испытать такое вновь.
Едва лишь Егор успокоился и вздохнул облегчённо, как новая напасть встревожила его. Лесник вдруг почувствовал под боком что-то покатое и жёсткое. И вновь тело предательски задрожало. А рука послушно извлекла закопчённый горшочек. Червонцы! Проклятые червонцы отсвечивают в скупом лунном свете...
Тяжело вздохнув, лесник перекрестился, взял вожжи в руки и направил изнемогающую от усталости лошадь в сторону церкви.
Долго же пришлось Егору уговаривать батюшку поехать на старую проклятую мельницу и провести богослужение. Сначала батюшка даже слушать не хотел и прогнал лесника с глаз долой, грозно зыркнув очами. Но не зря Фрол Безбожник вручил Егору закопчённый горшочек. Золотые червонцы сделали своё "чёрное" дело. Приход небогатый. "Не искушай, Егорушка!" - из последних сил сопротивлялся батюшка, с болью в сердце глядя на то, как драгоценные монеты издевательски блестят в лучах щедрого летнего солнца. А потом, надев длиннополую рясу, настоятель сельской приходской церкви забрался в телегу лесника, не забыв прихватить с собой солидного размера мешок с церковными атрибутами.
Так и ехали окольными путями, боясь привлечь внимание прочих мирян.
...Долго крестился батюшка у покосившихся серых ворот старой мельницы, долго не мог заставить себя переступить незримую черту. Но всё же отважился и вошел во двор. Ничего страшного не произошло. Мертвая тишина окружала оробевших людей. Дверь в дом почему-то была распахнута настежь. Впрочем, Егор, как бы ни силился, не мог припомнить закрыл он за собой дверь, стремительно убегая минувшей ночью из заброшенного дома мельника, или позабыл. Позабыл, наверное. Жуткий страх гнал человека прочь от этого страшного места.
Первым на гнилое крыльцо поднялся Егор и, осторожно ступая по скрипучим половицам, вошёл в сени, впрочем, без особого желания. Батюшка неотступно следовал позади.
Светлица встретила гостей ожидаемым запустением. Сквозь мутные окна едва-едва проникал дневной свет, с большим трудом освещая потемневшие от времени доски. Останки мебели и утвари явственно говорили о том, что вот уже полвека дом пустует, брошен человеком.
- Кого отпевать? - едва слышно прохрипел священник, застыв у печи и тревожно озираясь по сторонам.
- Фрола, его сына Семёна и невестку Дарью, батюшка.
Батюшка извлёк из мешка святой образ и осторожно, неуверенно направился в красный угол. Стоило только иконе занять своё законное место, как дом буквально на глазах преобразился. Чернота и плесень ушли. Сквозь чистые окна струится яркий свет. А посреди комнаты возникли три гроба с покойниками. Свечи в подсвечниках вспыхнули заупокойным пламенем. Настоятель поспешно вручил Егору церковную свечку и от огня другой свечи разжёг кадило с цепочками. Благодатный дым - фимиам заполнил светлицу. И впервые под сводами дома зазвучала молитва:
..." Покой, Господи, душу усопшия раб Твоих"...
...Священник посыпает крестообразно землю на тела всех умерших. И никогда бы Егор не подумал, что ему придётся заколачивать крышки гробов в чужом доме, да ещё спустя полвека после ужасной смерти хозяев. Но выбора нет.
И тотчас, после окончания богослужения, свет в комнате померк, гробы растворились в воздухе. Опять людей окружает мрачное, сырое, почерневшее и почти сгнившее за полвека дерево. Батюшка поспешно собирает в мешок церковные атрибуты, подходит к иконе, молча крестится и, оставив святой образ в красном углу заброшенного дома, решительно направляется к выходу. Егор не отстаёт ни на шаг.
А за воротами лесника уже ждёт телега с бочкой душистого мёда и тремя вёдрами спелой земляники. Не соврал Фрол, выполнил обещание. Хоть сейчас вези гостинцы в барскую усадьбу.
Где-то далеко в лесу стучит дятел. Птахи вольготно щебечут. Солнце легко пробивается сквозь плотную листву и припекает... Красота!
Только батюшка почему-то не весел. Сел он было в телегу, погрустил немного, да соскочил наземь.
- Не нужны мне его червонцы! - громогласно пробасил он и что есть мочи швырнул горшочек. Глиняная закопчённая посудина перелетела через высокий, но уже ветхий и местами покосившийся забор, да там и сгинула. Ибо в тот момент страшный треск и грохот оглушили людей. Дом лесника застонал на все лады и... рухнул. Рухнула и мельница. И вскоре, когда пыль села, только огромная куча некогда могучих, а ныне сгнивших брёвен напоминала о существовании Фрола Безбожника и его страшной водяной мельницы.
О Фроле постепенно забыли, но говорят, что брёвна от проклятой мельницы до сих пор чёрными окаменевшими трубами кое-где торчат из земли. Не принимает мать-земля страшный подарок. И ни один человек, если он, конечно, не лишился рассудка, не рискнёт посетить это место ночью.
Дела у приходского священника заметно пошли в гору, приход постепенно богател... А Егор прожил долгую и вполне счастливую жизнь. Капитал лесник не нажил, но беды дальней стороной обходили его светлый дом. Да и мост долго простоял, до скончания века..